Через месяц.
— Ездит?
— Ездит. Раза четыре в день: и все норовит до конца доехать за свои десять пфеннигов. Опять же вагон так прокурил своими сигарами, что войти нельзя. По полтора пфеннига за штуку сигары курит — поверите ли?!!
— Как не стыдно, право. Ведь мы к нему в его дворцы не лезем, так почему ж он к нам лезет. Кайзер ты, — так и поступай по-кайзерячьи, а не веди себя, как мелкие комми из базарной гостиницы.
— Вот вы говорите — дворцы… Какие там дворцы, когда, говорят, все заложено и перезаложено. Верите ли — исподнее солдатское под видом шутки якобы — под штаны надел, да так и ходить. Стыдобушка!
— Слушайте… А нельзя его не пускать в трамвай?
— Попробуй, не пусти. Я, говорит, такой же пассажир, как другие! В столовой тоже: я, говорить, такой же обедающий, как другие… А какое там — такой! Все-таки кайзер — жалко — ну, лишний кусок и ввернут или полтарелочки супу подбросят.
— А в «Розовом Медведе» все еще живет?
— Живет. За последние полмесяца не заплатил. Портье жаловался мне.
Напомнить, говорит неудобно, а хозяин ругается.
— Положеньице! А кайзер так и молчит?
— Не молчит, положим, да что толку… Вот, говорит, выпущу военный заем — тогда и отдам. Что ж военный заем, военный заем. Военный заем еще продать нужно.
— Некрасиво, некрасиво. Лучше бы, чем сигары раскуривать — за номер заплатил.
— А вы думаете, он свои курит? У него теперь такая манера завелась: высмотрит кого поприличнее и сейчас с разговорчиком: «Далеко изволите ехать?» — «До Пупхен-штрассе, ваше величество». — «А, это хорошо. Кстати: нет ли у вас сигарки. Представьте, свои дома забыл». Жалко, конечно, — дают. Но, однако — сегодня забыл, завтра забыл — но нельзя же каждый день! Мы тоже не миллионеры.
— И не говорите!.. С займом тоже: подписался только он сам на полмиллиарда, да дети по сто тысяч. Больше никто. Однако, подписаться подписались, а взноса ни одного еще не сделали. Сухие орехи. Даже задатку не дали.
Через два месяца, в общественной столовой:
— Послушайте, вы там! Бросьте есть свою гороховую сосиску. Кайзер пришел. Спрячьте ее.
— А что, разве неудобно при нем есть?
— Не то. А увидит еще да попросить кусочек — вам же хуже будет.
— И Боже ж ты мой! Кайзер, кажется, как кайзер, а совсем не по кайзериному поступает.
— Довоевались.